Lotus Atara I. Nivalis
(Чёрный лотос 1. Снег)
(Чёрный лотос 1. Снег)
Холод.
Бил в лицо. Бил наотмашь, слева, справа, слева, справа, стараясь не то оскорбить, не то привести в чувство.
Холод и чувства. Огонь и лёд.
Холод – это я.
И я шёл сквозь этот буран, переставляя заплетающиеся ноги, забыв и думать о привале, где можно разжечь костёр, превратив себя в одно кричащее желание добраться до конца, и обязательно протянуть после этого ещё чуть-чуть – просто посмотреть, что там.
Мне всегда был нужен предел. Поле, через которое я не смогу перейти, река, которую не одолеть, звук, что не перекричать, сияние, от которого не спасут ставни. Что-то, не связанное с силой и слабостью, исключенное из отношений верха и низа. Жизнь, возможная без жертвоприношения. Счастье, заблудившееся на дорогах мудрости.
Холод вымораживал меня изнутри.
Холод – это я.
Я чувствовал, что озяб, мои руки онемели и пальцы свело судорогой. Через какое-то время я понял, что сижу на снегу, задрав вверх голову, боясь пошевелиться и спугнуть рождение новой звезды из взрыва старой – там, высоко в небе – тут, близко. Осколки падали на плечи белыми льдинками. Космический дождь, замерший во времени косыми струями…
Рядом притаилась шунья-пустота, разевая пасти прогоревших на сгибах свитков с запретами ходить на оборотную сторону светил. Она жалась к чужому бытию, пыталась пробраться под рубашку, поближе к живому телу, и удивлённо фыркала, не встречая привычного тепла.
Холод метался и хохотал вверху, в фантасмагории творения без творца, укалываясь о лучи, режась о край света, пятная всё серебром своей крови…
Холод – это я.
Caput II. Debitiones et tramites
(Долги и дороги)
(Долги и дороги)
Собираясь в долгий путь, по возможности не оставляйте
за спиной того, что могло бы в неё ударить. Не оставляйте жены, что ждет
вас обратно, не оставляйте друга, не делящего с вами мечты. Не оставляйте
долгов и привязанностей, иначе вы рискуете никогда не перейти вечно
убегающего горизонта.
Атхарва Ланти
за спиной того, что могло бы в неё ударить. Не оставляйте жены, что ждет
вас обратно, не оставляйте друга, не делящего с вами мечты. Не оставляйте
долгов и привязанностей, иначе вы рискуете никогда не перейти вечно
убегающего горизонта.
Атхарва Ланти
Я взял в руки телепортационный камень. Гладкий, неправильной формы, на шнурке. Вырезанная на нем руна слабо светилась; тронь, и палец чуть дёрнет электричеством.
Портал открылся безо всяких проблем. Прямоугольник дрожащего воздуха два на метр вёл в передние комнаты дома Ланти, однако я скорректировал проход и передвинул точку выхода на три стадия вправо, чтобы прогуляться, освежить голову и осмотреть местность. Остатки черного дурмана, ставшие почти привычными, все еще застилали разум.
Дом Ланти был старейшим колдовским местом этих земель – таким древним, что многие не помнили уже о его существования. Некогда он служил колыбелью могущественного рода магов – Типи Ланти, Тзота Ланти, Дарса Ланти, Атхарва Ланти – их след заметен сквозь времена и земли. Но род пресекся давно, и Дом пустовал.
Называть его домом, впрочем, было как-то не с руки – высеченный высоко в скалах, недоступный большинству смертных, снаружи он больше походил на зороастрийский храм. Внутри каждое поколение колдунов отделывало его по-своему, ярус за ярусом.
Налюбовавшись сим архитектурным комплексом издали, я сжал в руке камень и оказался на узкой площадке перед входом. Стражи разрушены, чары сняты. Печальное зрелище угасания, но что теперь сделаешь. Подземелья всегда казались мне надёжнее этого соколиного насеста.
читать дальшеДлинной чередой следовали мрачные пустые залы с высокими потолками и стенами, украшенными барельефами... Это первый ярус, самый верхний, самый старый. Шагов не было слышно: толстый слой пыли съедал все звуки. Высеченные из камня львы и крылатые существа с пятью ногами обступали идущего, грозно нахмурив брови над слепыми очами и разевая пасти в неисполнимой, как казалось, угрозе.
Я видел такое не впервые и потому поспешил убраться из поля зрения скульптур. Неподвижность тварей была крайне обманчива, хоть они и перестали жить много тысяч лет назад. Интересно, как смогла здесь обосноваться Черная Колдунья?
Поперёк коридора немым объяснением лежал разбитый крылатый бык с мужским торсом. В когтистых руках он все еще сжимал полуразложившуюся человеческую ногу, оторванную у безвестного бедолаги, посягнувшем на покой Дома..
Брали числом и нахрапом, стало быть. Странно, что кто-то жив остался.
Второй ярус выглядел новее. Восточные узоры, ни одного изображения человека или зверя, мелкие детали и хорошо сохранившаяся роскошь. Чересчур пышно, чересчур броско. Чёрная Колдунья наверняка обосновалась здесь. Обстановка как раз под стать её дутому эго.
Из-за одного из неработающих фонтанчиков на меня молча бросились двое оборванцев с кривыми саблями. Бросились и остановились, изумлённо вертя головами: где? Неужто почудилось?
Ох, проклятое место, говорили же…
Простейшее «уби нихиль», или «серая вуаль». Иди и не думай ни о чём – окружающие просто забудут на тебя посмотреть.
Колдунья нашлась в личных апартаментах. С настойчивостью, достойной лучшего применения, она старалась наложить на свои ногти подсмотренный у матери «орбис мунди». Заклятье отлично срабатывало и секунд десять давало чёткую картинку. Затем изображение меркло, трескалось и выцветало окончательно.
Стараться можно было до очередного Великого Вдоха, что случается раз в безвременье и приводит к сжатию универса до точки меньше мушиного следа – плагиат в нашем деле штука крайне неблагодарная и необоримая. Нет разрешения использовать чужую формулу – никакая личная сила не поможет. Все развалится или того хуже, встанет поперёк судьбы, пустит побеги, привьется мерзостным вьюнком вокруг каждой жизненной ниточки… в общем, себе дороже.
Взвыв от очередной неудачи, Колдунья вскочила, чертыхаясь, и тут заметила меня.
Фреска в гробнице царя Кем: покоренные народы обнажают головы при виде сына солнца. Сырая штукатурка, краска, бессонный труд.
- О, Тарабас! Маг из магов, само воплощение жестокости, само олицетворение коварства! Как приятно, что вы навестили меня, мэтр! Я всё ждала, когда ж вы бросите эту паршивку и заглянете, ведь мы с вами единственные чего-то тут стоим, все остальные сущие ничтожества! Столько надо обсудить.. Я вот хотела спросить, как...
- "Мы с вами"? - выразительно подняв левую бровь, переспросил я. Колдунья угодливо улыбнулась.
- О да, я и вы...
- Запомните, сударыня, - я подошёл поближе, - нет причин, по которым я обязан терпеть это запанибратство. Вы не можете не осознавать чудовищно низкий уровень ваших нынешних возможностей. Я пришёл сюда не ради вас.
Маленькая демонстрация силы: стол, рядом с которым стояла Колдунья, вдруг разинул столешницу и чуть не отхватил ей бедро.
Иллюзия примитивная, но визгу и обиды - на сто лет вперёд.
- Вы догадываетесь, что мне нужно, дорогая. Так что давайте не будем тратить время и ману.
- Я ни в чём не виновата! Она исчезла сама, я ничего не успела...
- Знаю. Но что-то вы смогли заметить?
Колдунья передёрнула плечами, отступая вправо. Отвечать она явно не собиралась.
Моё внимание привлекло то, что она всё время будто старалась отвлечь меня от тёмной занавеси в углу. Я приблизился и отдёрнул пыльный бархат: за ним, под одной из узорчатых стенных панелей безобразным пятном серела свежая кладка. Замуровали тайный ход? С чего бы?
- Что было за дверью?
- Ничего нет, кладовка, метлы-веники.
- Мистрис… - вежливо начал я, хотя это обращение шло ей, как бальное платье деревенской дурочке – или вы бросаете паясничать, или в этом месте появится собственное привидение, с неопределённым сроком развеивания и привязкой к трём квадратным футам пространства.
Колдунья сглотнула и затравленно улыбнулась. Жизнь эфемеров низшего ранга, по слухам, была ужасна - и ей не хотелось узнавать на личном опыте, насколько это верно.
За дверями оказался просторный коридор, уходивший вниз, в самое сердце скалы. Подземелья, похожие на мои собственные. Я даже уловил смутный запах фунгусов – видно, здесь они жили по-старому, мелкими общинами, и избегали людей.
- В подземельях только грибы и крысы! Никого больше нет. Ха-ха, - увивалась вокруг да около проклятая ведьма, размахивая полами невообразимого одеяния и демонстрируя мясистые ляжки.
- Проводи меня к темницам. Здесь недавно открывали портал, дважды, на вход и перенос, но объекты были разные. Тот, что прибыл, до сих пор здесь.
- Сейчас-сейчас. Всё сделаю, всё покажу, посмотрите, какое у меня хозяйство. Я не какая-нибудь завалящая знахарка из деревни, я Чёрная…
- Иди уже.
Колдунья, достав из-за пояса связку тонких ключей, отперла решётки и пропустила меня вперёд. При этом она попыталась положить мне на плечо руку – но, наткнувшись на возмущённый взгляд, стушевалась и снова глупо захихикала
Двести лет этому недоразумению, а ужимки все те же...
Сзади раздался недоуменный возглас, перешедший в шипение. Ну-ну, не горячись так. Если я и попадусь в твою западню, это будет не захлопнутая за моей спиной решётка.
Семь минут кромешной темноты и поворотов, и вот впереди маячит островок тусклого света: стенной факел-долгомер дотлел уже до середины, и было видно, что его уже неделю не заряжали. Запах гари смешивался с отвратительной острой вонью, что заставило Колдунью кривляться и причитать ещё больше. Терпи, кумушка, твоих рук небось неряшество.
Первая камера пустовала, если не считать пары костей, показавшихся крысам несъедобными. Во второй (ненавижу этот запах!) догнивал фунгус, заляпав весь пол скользкими шариками спор. Третью и четвёртую также занимали его сородичи – ещё живые, но уже утратившие разум без связи с родной грибницей. В пятой валялся подозрительного вида пыльный мешок.
Два ряда одинаковых тёмных нор, забранных металлическими прутьями. Еще пустая, ещё…
Стоп.
Так вот, что так смердит.
Гора фруктов и овощей.
Оригинальное место для отходов с кухни, ничего не скажешь. Хотя с чего бы обыкновенному компосту иметь такие стойкие остаточные эманации витализа? Неужели я ошибся, и Колдунья все же способна на самостоятельное поднятие существ?
Я внезапно осознал, что у неё даже имени нет. Колдунья и Колдунья, даром что Чёрная, она не скаремский дервиш, чтобы отказываться от личного имени. Маскировать Истинное - это понятно, хотя кому нужно, всё равно узнает и навредит, но чтобы так? Решила, как всегда, прибавить себе инфернального очарования, а получилась война в песочнице.
Истинное Имя... С ведьминой доской возиться времени нет, но если так прикинуть.. Я начал привычно перебирать созвучия. Колдунья насторожилась; пару раз я чувствовал себя близко к цели, но окончательный результат превзошёл все мои ожидания. Пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Да, теперь всё ясно. Лучше действительно просто Чёрная Колдунья.
- Мэтр, что вы делаете?
Я не мог не воспользоваться случаем и объяснил.
Колдунья покраснела и, не говоря ни слова, вышла вон.
Ещё один серьёзный удар по самолюбию. Я чувствую себя прямо-таки отравителем невинных младенцев... Восхитительное, скажу вам, ощущение.
Ладно, займемся флорой, попробуем превратить её в фауну и выяснить, что же тут произошло. Я чувствую, все было именно здесь.
Открытие портала по двум заданным координатам из шестнадцати – дело нешуточное. Поставить флажки на то, что ищешь, и то, что теряешь – легко, а вот дальше – изволь пробираться в Лимбо. Лимбо - То, что между мирами – Отражениями, тирнами, Тенями, называйте, как хотите. Можно попасть в любое из бесконечных пространств, существующих здесь в чистом виде, и не найти ориентиров, чтобы вернуться. Миры – это узлы, где пространства перемешаны и пересечены, а вокруг них… что-то вроде слоеного пирога, из которого даже я вижу лишь пятую часть начинки. Пересекая Лимбо, проще и неприятнее всего перемещаться через акашу – измерение звука. Достаточно задержать дыханье, слушая удары сердца, сосредоточиться на одной из пауз, ширить и длить её, вместить в неё вселенную… И тогда, сжавшись до ритма своего я, броситься туда, ибо это лазейка наружу, и стремиться на глухое гудение нужной Тени. Войти в резонанс, слиться с её мелодией, быть ей, пока не проснётся память о других чувствах…
Двигаться сквозь сами Тени, меняя и пронзая их на ходу своим путем, я не умел.
- Тарабас…
- Да?
- Спасибо, что нашёл меня. Я думала, что никогда больше тебя не увижу – не увижу больше никого из своего мира, совсем!
Девушка только что встала с лавки, на которой разложила набор новеньких метательных кинжалов и, видимо, занималась их доведением до ума. Вокруг - просто убранная, даже бедная комната. Почти нет личных вещей – наверное, снова в походе. Будто и не менялось ничего.
- Нет стен, что нельзя пробить, - неискренне улыбнулся я. Таких стен предостаточно, но вдаваться в детали будем как-нибудь потом.
Она засмеялась, взяла меня за руку, потянула прочь от дрожащего тумана хода, откуда я появился:
- Пойдем, сейчас тебе покажу…
- Нет, Фантагиро. У меня есть лишь несколько минут, потом я должен возвращаться. Ты хочешь пойти со мной?
Фантагиро не ответила, замерев на месте. Она ждала этой фразы и надеялась, что я не спрошу.
Нужно сделать выбор. Одно или другое. Здесь компромиссов нет. И решать нужно сейчас, и решать предлагаю я, а она боялась меня - с самой первой встречи, с того раза, как увидела, что я могу сделать…
Барды не поют об этом. Не поют о том, во что на самом деле обращалась Терракотовая Гвардия при воздействии воды. Полу-плоть, полу-камень, нечто, покрытое трещинами и кровоточащее на сахарном изломе некогда живого тела, где душа перемешана с инертной материей, нечто не для человеческих глаз. Я творил Терракотовую Гвардию из воинов, что по глупости или убеждениям бросали мне вызов. Некоторые на склоне лет даже специально являлись ко мне, бормоча ритуальную формулу вызова на поединок – приходили, как им казалось, за бессмертием. Но я мог и хотел дать им лишь вечное ожидание приказа идти и убивать.
Я создал три гвардии: Кварцевую, Терракотовую и Алебастровую. Терракотовая, как самая подвижная, использовалась обычно для войн в пустыне и несложных быстрых операций. Эти солдаты не были лучшими, на них не тратилось ни одного лишнего заклятья. Туда попадали в основном юнцы-приключенцы, искатели славы, фанатики, мракобесы, обиженные крестьяне... словом все те, кто не обладал при жизни хорошей военной подготовкой, но искренне желал мне смерти. Поэтому я не особенно сожалел, слыша об их разгроме. После разорения королевств и "Великого Похищения Инфантов" (умеют же придворные летописцы придумать пышное название каждой безделице), в Подземелья мутно-светлым потоком хлынули различные избавители рода людского от моей неблагонадёжной личности. Перед тем, как уйти на восток к Волшебному Источнику, я восстановил и преумножил Терракотовое войско за счёт этих одержимых.
Пробыв некоторое время в Подземельях, Фантагиро не раз видела, как я работаю над ними - при помощи чар извращаю их природу, изменяю суть, выворачиваю наизнанку все связи и крепления трёх тел. Фантагиро знала, как я убиваю и какую жизнь могу дать. Это мистически, божественно красиво, но такой род красоты неведом и непонятен ей, и если бы я действительно питал какие-либо чувства, то мог бы забыть о взаимности. Простить меня и поверить, что смогу не использовать свое гибельное искусство - на это ещё хватило бы её наивного сердечка, но быть рядом со способным на такое, пусть в прошлом - страшно. Как любому человеку страшно и притягательно смотреть с обрыва в озеро, где иглами дальних спиц отражается Зодиак.
Она боится, но никогда не признается. Ни в этом, ни в… Хватит.
- Остаешься или возвращаешься? Фантагиро, решай сейчас. Я не смогу долго держать портал.
- Я.. не знаю, Тарабас. Неужели я смогу… вернуться к… моему Ромуальдо? Он жив?
- Вполне. Но ненадолго. Убивается по тебе и чахнет день ото дня.
Кто бы знал, как сложно удержаться от сарказма в тоне, говоря подобные вещи.
- Но как я оставлю маленькую Эсцелу, тетушку Астерию и Ариеса? Мир только что вернулся в эту страну, и…
Это начинало мне надоедать. Еще несколько минут, и я застряну здесь надолго, среди каких-то тетушек и новых знакомых, копить ману на возвращение и расточать ядовито-слащавые любезности. Почему никто из смертных не знает толком, чего хочет? Почему я все время должен об этом думать?
Я сдёрнул с шеи телепортационный камень, рассадил о выступ каминной решётки палец и начертил кровью продолжение руны до райдо - серебристо-багряная жидкость выжгла чёрные канавки не хуже специальных составов мастера-рунотворца. Для создания простого одновекторного волюнта годится любая вещь, зачарованная на перенос.
- Возьми. Когда на что-нибудь решишься, сожмёшь это в руке, трижды повторишь семь имён Мирового Змея, свернутого в тугую спираль, а затем произнесешь заклятье, которому научу. Произнося имена Змея, думай о самом остром моменте твоей жизни, когда ощущала себя, мир и радость наиболее ярко. Тебе не надо вспоминать ничего конкретного, магия сделает выбор безошибочно. И ты сможешь всё переиграть, как следует...
Портал схлопнулся за моей спиной, стоило только ступить вновь на пыльный пол темниц Дома Ланти. Всё-таки это был далековато даже для меня – голова ощутимо кружилась, а отерев лицо, я обнаружил на платке след крови. В последний раз я испытывал такое напряжение, замыкая контуры своего манопотока перед визитом на Некрад. Если так пойдет дальше, даже черный лотос окажется бессилен.
Как бы то ни было, хотя бы Фантагиро больше не зависит от случайностей. Решится она использовать мой дар или нет – мы вряд ли встретимся снова. Мне даже немного жаль, ведь в хорошем притворстве должна быть доля истины, а я так долго изображал неземную любовь… но это пустое. Девушка больше ничего не может дать мне, как и я ей.
Можно только достать бронзовое зеркальце о трех тоненьких рамах разной насечки, и произнеся необходимую формулу, просмотреть, что именно...
Над ухом заполошной баньши заверещал чертёнок, приставленный наблюдать за пробуждением матери.
Увы, увы, прощальные взгляды отложим на другой раз, дорогая принцесса.
Которого, впрочем, не будет.
Удачи тебе.
Фантагиро открыла глаза. Первое, что показалось странным - деревья стали выше. Краски - насыщенней. Изменилось ощущение тела.
Потом пришла гордость - это я, я! Я отомстила, я меткая, а вы - просто две клуши. Вы делаете мне гадости, и никто вас не тронет, но справедливость все равно есть! Это мой выстрел!
Рогатка упала в траву изо внезапно разжавшегося кулачка.
Перед девчонкой семи лет сидели куклы её сестёр с оббитыми лицами, забрызганные грязью и оборванные.
Минуту назад девчонка весело смеялась, расстреливая их камушками и крича что-то о возмездии и Герое в Черной Маске, о котором недавно прочитала, что ей строжайше запрещалось.
Минуту назад она была счастлива, но теперь что-то заставило её замолчать, а на кукольном личике каким-то новым, недетским пониманием полнились большие карие глаза.
Когда король, выслушав старших дочерей, послал своих слуг на поиски маленькой безобразницы, он был уверен – капризы и колодец не заставят себя ждать. Но девочка выглядела странно, и король насторожился.
Ведя Фантагиро в её комнату, верная дуэнья с тревогой наблюдала, как принцесса бормотала Семь Старших Имён и дергала гладкий камушек, висевший у нее на шее на толстом витом шнурке. Где малышка услышала об Именах Змея, было загадкой – дуэнья и сама знала их случайно, от брата, торговавшего каждую весну с друидами на Знахарской Ярмарке в далеком Патерме.
Стоило принцессе заснуть, дуэнья осторожно развязала шнурок и поднесла камушек к свету, чтобы рассмотреть. Обычный кварц.
Никаких знаков, никаких изображений.
Дуэнья положила его в шкатулку и осталась на ночь дремать в кресле возле своей подопечной, гадая, что принесет следующий день. Поутру Фантагиро приветствовала её, как обычно, и она успокоилась, уверив и короля, что для тревоги нет причин.
Все ведь хорошо.
Да и с чего бы иначе?
Жизнь продолжается, и то, что маленькая принцесса стала иногда невероятно точно предсказывать события – это нормально. Дети видят больше нас. Это пройдет.
- Эгей, сударь…
Я обернулся, пытаясь сообразить, успею ли вернуться в Подземелья к физическому возвращению Кселлесии и стоит ли тратить остатки маны на ещё одно перемещение.
Мешок с костями из пятой камеры, оказывается, был ещё жив, и даже нашёл силы подползти к решётке.
- Воды, умоляю. Дайте мне пить.
Интересный у него акцент… Ну что же, воды так воды. Помнится, наверху стоял кувшин (переносить – не наново придумывать) – держи, угощайся.
Пленник пил долго, поминутно закашливаясь и стуча зубами о края посуды. Как бы его не вывернуло после долгого воздержания. Был он тощ, рыж, небрит, нечёсан и почти гол, но почему-то довольно чисто умыт и не распространял никаких неподобающих запахов. Только пыли и земли.
Хотя я мог и ошибиться среди разведённого Колдуньей свинарника.
- Благодарю вас, мэтр Тарабас. Вы подарили мне еще день-другой на поиски надежды выбраться наружу.
- Ты знаешь, кто я?
Пленник засмеялся, дёргая острым кадыком, но смех быстро перешёл в нездоровое перханье.
- Это моё ремесло, знать и помнить. Дорогой мэтр! Я знаю, что выгляжу трупом, но когда-то всё было немного иначе. Может быть, вы поможете мне ещё малость?
Я только ухмыльнулся, проводя пальцами по тяжёлому замку.
- Как твоё имя?
- Сазуце. Я больше известен как «дервиш Озоса», хотя это прозвище дал мне человек, совершенно не понимающий, что жизни дервиша и поэта…
- Не отстанешь – пойдем вместе.
И, не желая слушать возражений, перехватил ниточки контроля над движениями у мозга бедного сумасшедшего. Вступил в разговор – изволь пожинать плоды. Тем более, что компания мне сейчас не помешает: нет ничего действенней насущных чужих проблем, когда не следует думать о прошедших собственных.
Колдуньи на втором ярусе не было. Может быть, она ушла выше, может быть, спустилась в катакомбы, что легенды помещали значительно ниже темниц и населяли чудовищами и ужасами так густо, что простому чародею протиснуться было бы сложновато. Зато у всех дверей появилось по два стража – каменные статуи воинов пожаловали сюда из верхних залов. Только старые чары этого места, которые не выветрятся ещё лет семьсот, не давали им развалиться. Попыток выяснить, кого от кого они решили охранять, лучше не делать…
Мне необходимо было отдохнуть и восстановить силы. Если процесс пошёл, Кселлесия завершит цикл где-то через три часа. Время ещё есть, главное – всё делать быстро.
Развязав тесьму на мешочке у пояса, я пересчитал лежавшие тем серо-черные крапчатые шарики, завернутые каждый в вощёную бумагу. Девять. Негусто. Но на ближайшее время, надеюсь, хватит.
Если бы ещё кто-нибудь…
Вопросы о доверии лучше решать сразу.
Я обернулся к пленнику. Выпущенный из моего контроля, Сазуце уже успел найти вазу с фруктами и с наслаждением жевал смокву, присев на корточки у колонны и щуря раскосые, чуть навыкате глаза.
- Долго провёл здесь?
- Два месяца. Или три. Или десять. Мэтр Тарабас, твоя сиятельная светлость, я не знаю Высокой Науки. Я не могу отличить дня от ночи, сидя в четырёх стенах. Это… длилось достаточно долго, чтобы я был благодарен за своё спасение.
- Кто ты?
- Можно меня считать кем угодно, но когда-то был я придворным бардом Королевы эльфов. Сей народец страсть как любит поиздеваться над музыкантами…
- И что же?
- Ах, достопочтенный мой, таланты нынче никто не ценит. Лет десять я у лесных подвизался, а потом, видишь ли, не угодил. Написал балладу о Королеве, что «власти отдавшись душою, восходит по главам без тулов». Ну, так это ж правда! Она с тех пор, как батюшка от дел удалился, совсем с цепи сорвалась. К любому путнику пристаёт, и всё пользы ищет. Инструмент мой разбили, самого головой вниз да в речку… Так меня на Камневке эти вот истуканы – он указал на стражей – и нашли. Я им в ножки, а они меня в карцер.
- Ты видел каменных стражей вне этого места?
- Видел? Да они чуть мне шею не сломали, - фыркнул бард, - и этой дамочке в черном – тоже. Бегает от них, и люди её бегают, а меня выпустить – так это руки отвалятся.
Странные вещи здесь творятся…
- Ты говоришь не всё, что знаешь, бард. Не стану пока что добиваться большего, но умеешь ли ты хотя бы держать в руках лютню, проверить несложно.
Я огляделся в поисках подходящей вещи. Больше всего на свете я ненавижу лгунов, а этот человек внушал мне подозрения. Слишком гладкая речь, слишком нарочитый скаремский акцент, слишком много нестыковок.
В углу кучей дров лежал сломанный кленовый стол. Я отломал часть доски длиной в руку, засапожным ножом провёл от середины до целого конца несколько желобков, а второй наскоро обстругал.
- Держи. Играй.
- Издеваешься, твоя светлость? За несколько медяков я готов играть хоть на пиле, но на простой деревяшке?
- Ты попробуй.
Сазуце запихнул в рот остатки смоквы, тщательно вытер руки о свое рубище. Затем перехватил доску так, будто она была-таки лютней; со вздохом ударил по несуществующим струнам и…
Неожиданно услышал их трепет.
Мягкий аккорд, переплетение пауз…
- Твоя светлость… Это же чудо. Вот тебе и Высокая Наука… она же идеально настроена, это же…
- Знаешь «Xyris zonatim»?
…Играл он хорошо. Лучше, чем мог человек, столько сидевший без воды и пищи. Разберусь со всем этим позже.
«Xyris zonatim», «Вокруг ириса», старинная эльфийская церемониальная мелодия - идеальная вещь для настройки при сильной усталости и нехватке времени.
Я положил в рот один из шариков. Горечь несусветная. Аконит, корень трамы, пыльца всё того же лотоса и ещё семь куда менее привлекательных ингредиентов. Через несколько минут мир вокруг поплыл и потерял резкость, но теперь я способен на ещё один перенос.
Стражи у дверей что-то почуяли: двое ближайших перехватили поудобнее копья и медленно двинулись к нам.
Сазуце не останавливался. В причудливом танце теней отблески пламени вдруг выхватывали то сияющую чашу, то резную деку лютни, то хищно изогнутый гриф – протяни руку, помешай музыканту, и схватишь лишь доску с четырьмя канавками…
Всё готово.
- Я ухожу. Остаешься?
- Нет.
- Ты не боишься того, что я могу попросить взамен?
- Настоящий поэт не должен бояться, что он совершит что-то не то или поступит дурно. Он должен опасаться, что ничего при этом не почувствует.
- Хороший ответ, дервиш Озоса, кто бы ты ни был.
Одна маленькая ямка в пульсе: вспышка.
Два копья прикололи к ковру тихо охнувшую пустоту.
- Накормить. Переодеть. Глаз не спускать, - указав на Сазуце, бросил я подскочившему крылану, и тот утвердительно хмыкнул.
Дверь к Девяти Кругам подавалась с трудом. И зачем я вешаю на неё столько замков, всё равно никто из слуг не сунется, скорее сами лишат себя своих никчёмных жизней… Всё ржавое, проклятая подземная сырость и трижды проклятая привычка к аккуратности не в том, в чем следовало бы…
Наконец петли со стоном провернулись , и я оказался внутри.
Подошёл к алтарю, зажёг несколько свечей.
Ничего.
Ровным счётом. Я ожидал увидеть над алтарём хотя бы лёгкую дымку первичной концентрации, но присутствие Кселлесии ни на одном из уровней не ощущалось вообще...
Отчаянно зевая, я добрёл до кресла.
Само по себе событие не великое, но сейчас это было верхом воплощенного желания. Опуститься на мягкую подушку, вытянуть ноги, привести в порядок ману, расслабиться и перестать наконец думать, все ли сделано, как надо. Сегодня я сновал по слоям мира больше, чем за весь год до этого: опыт ценный, но утомительный. Да ещё этот конфуз с матерью… Взгляд за Грань принёс свои поводы для размышлений. Взятый за загривок бесенёнок-шпион на все гневные вопросы только развёл лапками: дескать, сами смотрите, я тут ни при чём, моё дело маленькое. И посмотреть было на что.
Кокон, в который заключила себя Кселлесия, изменил структуру. Он стал больше, и внутри тяжко ворочалось какое-то изменение, набиравшее силу. О пробуждении не шло и речи – кокон таких размеров вскроется не раньше, чем через несколько дней, а то и недель.
Матушка, матушка, как же ты любишь делать сюрпризы! Почти так же, как я не люблю их получать.
- Тарабас! Кто этот противный человек, Тарабас? Зачем ты его привёл? Я не хочу его видеть!
Ну естественно. Стоило мне попробовать отдохнуть нормальным путём, тут же явилась Анжелика, дорогая моя и ненаглядная, кто только додумался именовать тебя помимо прочего «Цзы», что на языке восточных народов обозначает «мудрость»?
- У его глаза, как у змеи!
- Анжелика, если ты не хочешь кого-то видеть, это очень просто. На него не нужно смотреть. Иди в свои покои или не ходи в эти.
- Не желаю, чтобы он тут жил!
- Жить его тут никто не приглашал… Кстати, где он?
Лёгок на помине, со стороны галерей появился Сазуце. В нормальной одежде он казался ещё более худым и костлявым. Неудивительно, что его прозвали дервишем – до такого истощения себя доводили только выжившие из ума на почве поисков единственно верной истины аскеты. Выбритое удлиненное лицо с точками ритуальных ожогов под глазами и на правой стороне нижней челюсти выдавало в нём сакремца. Жаль, я не разбираюсь в сакремских кастовых метках – определил бы его род или хотя бы провинцию…
- Я здесь, твоя светлость. Крылатый слуга разрешил мне придти.
Прервав его, рвущейся тканью раздался пронзительный крик; заставив всех обернуться, из центрального хода в залу комом мокрых перьев ворвалась белая птица.
Она сделала несколько быстрых кругов под потолком и вдруг на полной скорости врезалась в стену напротив трона, забрызгав её кровью и свалившись замертво на пол.
Какая гадость…
Секундой позже откуда-то с потолка спустился Ираскор, сердито вереща и фыркая. Я было собрался выбранить его за нерасторопность, потому как этой птице нужно было пролететь через все Подземелья, чтобы сюда попасть, но остановился на полуслове, глядя, как кровь, образовавшая уже к тому времени порядочную лужу, потекла по стене вверх. Алые струйки достигли того места, куда ударилась птица и на мгновение замерли, втягивая в себя остававшиеся капли; затем они заструились под и вовсе невообразимыми углами и, наконец, образовали надпись:
ПАТЕРМ
Город, где когда-то я встретил отца. Город сверкающих башен на границе двух могучих царств, где никогда не заходит солнце…
Приглашение оценено и принято.
Я подобрал с пола два неизмаранных белых пера и отдал одно Сазуце. Ближайший путь отсюда до Патерма лежит через сакремские земли, и проводник не помешает. Порталов с меня на какое-то время хватит. Да и не стоит спешить, когда тебя ждут, если нет непредвиденных обстоятельств.
Одно, конечно же, имелось.
- Я еду с вами!
- Зачем?
- В Патерме живёт Юй Хсо Мин, мой двоюродный дядя, посол. Он примет вас в своём доме. Но только, если этого захочу я!
С одной стороны, меня не радовала перспектива опекать в пути принцессу, особу взбалмошную и несамостоятельную. С другой – покровительство императорского посла не помешает.
Была не была, ни двора ни кола…
- Возьми себе перо. В полдень у северного выхода. Шах! Проводить, снабдить, глаз не спускать. С обоих.
Когда все ушли, я вернулся в кресло и с силой провел рукой по лицу. Хотелось спать, но это всего лишь вполне преодолимая слабость тела. Приглашения в Патерм на дороге не валяются. Я был в Башенном Городе всего четыре раза, и каждый завязал на моей судьбе не один запутанный узелок.
Предлагаешь партию в шатранж, отец?
Что ж, доска разложена, первый ход сделан.
На этот раз я играю черными, и мой - следующий.